Мэри Пикфорд рассказывает Немировичу-Данченко о поездке в СССР.
Дуглас - Дуглас Фэрбенкс.
22 октября 1926 года.

«Мы приехали на русскую границу вечером. Первое наше впечатление было, что вокзал темен и что люди, которые нас окружали и наблюдали за нами, ни­когда не улыбаются. Публика состояла большей частью из мужчин, с мрачными лицами и из незначительного числа женщин. Однако, я была уверена, что они будут к нам доб­ры в благодарность за то развлечение, которое им приносят наши картины. Так, по крайней мере, было со всеми другими нациями, среди которых мы бывали. И действительно, даль­ше на нашем пути нас принимали очень дружелюбно. Со мной были конфеты, которые я раздавала детям. Сперва они очень стеснялись и не шли ко мне, но потом их смущение прошло. Пять или шесть актеров и художников приехали встретить нас в Минск. Москву я не нашла красивой. Она напомнила мне большой временный город, вроде наших пограничных. Быть может она хороша зимой. Быть может она была хороша в прежнее время. Магазины все там маленькие и продаются в них самые простые вещи. Движение на улицах не быстрое. К автомобилям это не относится. Никаких законов уличного передвижения не существует, и я до смерти боялась там ездить. Но так как в Москве приходится всего по одному автомобилю на 50 000 граждан, то мои опасения катастрофы были неосновательны. Все там очень до­рого. Люди одеваются бедно и в темные цвета. Они выглядят чисто и стараются из пустяков сделать нарядные туале­ты. Я сама носила там простые темные платья, но они были из Парижа, и надо было видетъ, как их рассматривали русские женщины. Все картины контролируются там Совкино и 55 процентов этих картин принадлежит правительству. Они не зрелы, как те наши картины, которые мы ставили 10—15 лет тому назад. Я видела пять таких картин. Дугласу они понравились гораздо больше, чем мне. Но должна ска­зать, что старые, характерные актеры, в большинстве, очень хороши. Несмотря на дорогую входную плату, кинематогра­фы переполнены. Они содержатся в большом порядке, чи­стые, но в сравнении с нашими бедные. В некоторых из них кресла, в некоторых скамейки. Я не видела ни одного филь­ма, в котором бы исполнители были хорошо одеты, за исключением костюмных пьес. Не знаю, допускается ли про­изводство картин с нарядно одетыми исполнителями или нет?
Я была несколько удивлена, что «Потемкина» пропусти­ли в Америку. Картина эта изображает бунт на море русских матросов на военном корабле, поднятый против офицеров, больше похожих на животных. Приходится радоваться, что таких офицеров убивают, однако очень трудно допу­стить, что весь корабль состоит из таких звероподобных офицеров. Самое главное в их картинах — это движение и отсутствие гримов, что производит громадный эффект реа­лизма. Мне говорили в Москве, что согласны платить за мой труд по семи долларов в день. Таким образом мне предло­жили жалование «звезды». Не знаю, допускают ли социалистические теории уплаты таких же денег простым сотрудникам? В России я встретила очаровательную, молодую рус­скую «звезду» — высокую девушку с белокурыми волосами.
Она была героиней лучшей картины, которую я видела там — «Станционный смотритель». Между прочим, эта «звезда» тоже была среди встречающих нас в Минске. На ней было простое шифоновое платье, выглядевшее так, словно ему было не меньше четырех лет, но оно было аккуратно почи­нено и вычищено. Возможно, что она, при моем и Дугласа содействии, приедет в Америку. Нечего и говорить о том, как ей этого хочется. И все же я должна признать, что все эти живущие там и изголодавшиеся по красоте люди, спо­собны еще создавать великое искусство».

С.Л.Бертенсон "В Холливуде с В.И.Немировичем-Данченко".